Раньше Факал, а теперь Трут
(литературныя записки по гиштории футбола на Брянщине)
Однажды граф Shандыбин спал с похмелья, а тут ему давай телефонировать. В ту пору у графа по обыкновению писатели гостили; как раз Пушкин за пивом пошел, проснумшись, а тут телефонируют. Он трубку снял, слушает, а там и говорят:
– Алло!
– Съешь говна кило! – культурно так, в рифму сказал в ответ Пушкин, потому что был поэт. Кстати, никто не знает, что такой правильный ответ на слово «алло» именно он и придумал. Вот знайте теперь, а то в следующий раз кому скажете, а сами и не знаете, что Пушкина цитировали. Тут и граф Shандыбин проснулся, потому что шибко уж громко Пушкин заорал.
– Кто там, – говорит, – брат Пушкин?
– Щас спрошу, – говорит Пушкин и спрашивает: – А хтой-то?!
– А это который раньше «Факел», – говорят ему.
– Это тот, который факал, – говорит Пушкин графу.
– Чивой-то? – не понял граф.
Пушкин по-английски малость сызмальства понимал, тем паче поносные слова всякие, потому объяснил.
– Тьфу ты, – говорит граф, – пакость какая. А теперь что?
– А теперь что? – спрашивает Пушкин в трубку.
– А теперь – «Труд», – говорят ему.
– Раньше факал, а теперь трут, – говорит графу Пушкин в недоумении.
– Тьфу, извращение какое, – снова сплюнул тут граф Shандыбин.
– Ну, трут да и пущай себе трут, коли делать более нечего, зачем же спозаранку телефонировать?
– Тут вон какое дело, – говорит Пушкин, послушавши еще немного
трубку. – Они не просто так трут, а в футболу хотят с нами играть.
– Это откуда ж столь прыткие?
– Из города Воронежа.
– Вот еще, – говорит граф. – Было бы с кем играть. Тут вона из города Ростова просются, с артели, что хомуты да молотилки делает.
– Из Ростова, батюшка граф, вчерась телефонировали, когда вы изволили чуток выпимши уснуть, – говорит Пушкин. – Собирались они в футболу играть, да не срослось – не хочут с ими зрители тамошние ехать: и телеги им не те, трясут; и сено худо на них постелено; и сухари в дорогу давали каленые, а надо чтоб моченые; и бабу на кажную телегу просили, чтоб не скушно, а бабы поленились ехать; и ишо чего-то, я уж забыл. А без зрителев играть, говорят, никак. Не приедут, в общем.
– Поделом же им! – взъярился граф. – Говори этим поганцам в трубку, пущай едут, да особо в пути-то не трут, а то коли проиграют, так скажут, потому что натерли себе чего ненароком.
Сказано-сделано; пока из города Воронежа ехали, граф и команду собрал – Булька-арап да Батошка, Дениска Борода да Димитрий Кот, и, конешно, писатели – Пушкин да Лермонтов, Толстой да Достоевской. Заместо братцев Морозеек братцев Змеев позвал, старшего да младшего; Морозейки шибко упились на пасху, никак не отошли ишо.
Пушкин к матчу и рифму новую сочинил: «Воронеж – хрен догонишь!». Такшто будете следующий раз такое кричать – знайте, что Пушкин написал.
Приехали воронежские, рассупонились, давай в футболу играть. С мячиком бегают, ан получается одно недоразумение. Граф Shандыбин-то глядел-глядел, да опосля прошлого матчу с Орлом так смеялся, что ажно квасу попросил принесть, только тогда успокоился. Пушкин в воротцах своих до того заскучал, что велел вина ему несть, яблоков и кого из девок дворовых. Сидит, лакей Промокашка ему вина подливает, девки пятки скребут.
Увидали это дело воронежские, оживились. Один, шустрой такой, Достоевского обвел, пока тот замечтавшись на облачко раззявился, Толстого за бороду дернул, пока никто не видал, да и стук по воротам! Хорошо Пушкин в это время огурец уронил – повернулся, нагнулся, воронежский ему мячиком в самые-то фалды и попал. Пушкин ажно вино пролил.
– Ах ты чорт немытый! – кричит. – А вы што стали, рты разиня?! Бороды отрастили, а ума не нажили.
Заплакал тут Достоевский от обиды, пришлось его даже заменить. А Толстой не заплакал, потому что был философ, его хоть как обзови.
Тут сам граф Shандыбин порты подтянул, говорит братцам Змеям:
– Вы вона туда мне накидывайте, а я стану мячи забивать. Покажу вам, аки надобно футболу играть!
И вышло: граф бежит, куда показал, кто-нибудь из Змеев ему мячика кинет, он – бац! – и в воротца. Один раз в правый угол попал, другой – в левый, третий промежду ног воротчику воронежскому угадал, четвертый – мячик вместе с воротчиком в ворота залетел. Воротчик лежит, брюхо трет, а воронежские вокруг бегают, не понимают, как такое получилось.
Граф, ясное дело, поустал – немолодой уже, на войне ранетый.
– Вот так, – говорит, – играть надобно.
Сел и пиво пьет. Достоевский бороду от слез-то выжал, лапти переодел, да как выскочит!
– Что сделаю я для людей?! – сильнее грома крикнул он.
Потом у него Горький эту фразу украл да в книжку вставил; тем и жил. Воронежские смотрят – дедушко старенькой кричит, ногою топает. Смеяться затеяли. А Достоевский мячик подхватил, благо валялся пока ничейный, как побежит! Одного толкнул, другого пихнул, на третьего дыхнул, а тот, что в воротцах стоял, сам убоялся да в сторону отскочил, за стойку ухватился, трусится весь – зело страшен во гневе писатель Достоевский. А писатель тем временем мячика-то забил, ухватил и несет на центр поля.
– Вона, – говорит, – поганцы, разыгрывайте теперя.
Ну, после такого кто уж только не забил. Пушкин даже прибег, в одной руке бокал, в другой – вилка, и то мячика закатил. Холопы уж и перестали цифирья на доске переписывать – бросили на третьем десятке, принесли откудова-то самогону, сидят, празднуют. Граф Shандыбин велел их опосля за нерадение чуток розгами посечь, но скорее для виду, а сам ишо по гривеннику серебряному дал.
Поехали воронежские домой в печали и тоске, а как прослышали про их позорное поражение, так никто не захотел с ними даже и в футболу играть. Так они с тех пор и трут.
А что ж ишо делать, коли ноги растут не оттудова, откудова положено?
(с) «Быстрый футбол» (г.Брянск), № 2(2) апрель07
